Федин К. А. О долге

«...И правда, иногда кажется, что для человека, пережившего блокаду, не существует невозможного. Ленинградец преодолел не только жестокость физических испытаний, он выдержал нещадно суровую нравственную школу.
Молодая женщина рассказала мне такую историю:
Я бежала из Петергофа, когда к нему подступили немцы. И здесь, в Ленинграде, я пошла в почтальоны. Это был не простой и не лёгкий труд во время блокады, вы представляете себе. Я разносила телеграммы. Ходишь по обмёрзшим лестницам, подымаясь то на шестой, то на восьмой этаж, чего я только не видела – каких людей – и чего я только не приносила людям своими телеграммами! Как-то я пришла в одну квартиру, постучала – не отвечают, смотрю – дверь не заперта. Вошла, окликнула-кто дома? Молчание. ... Наконец слышу чей-то слабый голос. Отворяю дверь – на кровати женщина. Подхожу к ней, вижу – дело плохо. «Больны?», – спрашиваю. «Нет, говорит, ослабла, легла, да видно, больше не встану». ...Оказывается – телеграмма, которую я принесла, адресована ей. «Распечатайте, говорит, прочитайте, может, от моей дочки; дочку, говорит, мою эвакуировали, и не знаю я, не умерла ли она в дороге». И представьте, какое счастье: дочь телеграфирует ей, что жива, здорова, хорошо устроилась в деревне. Страшно разволновалась больная, заплакала. «Спасибо, говорит, вы мне жизнь принесли, теперь я могу спокойно умереть», Тут я на неё крикнула: «Как умереть! Вы же говорите, что я вам жизнь принесла, а сами умирать собираетесь?»... «А вы не смейте лежать, – отвечаю ей, – нельзя лежать... Вставайте сейчас же, делайте что-нибудь, вот возьмите щётку, подметите комнату!... Дайте мне слово, что не будете лежать». Она дала слово. ...Ну вот прошло два года... Иду недавно по улице, как раз уборка снега шла, и меня вдруг останавливает женщина-дворник. Смотрит на меня долго и говорит: «Извините за вопрос, не вы ли в нашем районе в первую блокадную зиму телеграммы разносили?» – «Да, отвечаю, я». Тут я вспомнила. «Как же, отвечаю, вы меня ещё табачком тогда угостили!» – «Ну вот, говорит, кому что – кому табачок, а кому жизнь: ведь вы мне жизнь спасли... Кабы вы меня тогда не подняли, так бы я и отошла на тот свет». – «А дочка, спрашиваю, у вас ведь дочка есть?» – «Как же, она скоро возвращается из эвакуации. Позвольте ваш адресок, – как она приедет, так сейчас и зайдёт к вам – поблагодарить, что вы меня от смерти избавили». «Спасибо», – говорит. Поцеловались мы. «Спасибо и вам, – говорю я, – за табачок. Хороший табачок, никогда не забуду!...»
Есть что-то фронтовое, солдатское в отношении ленинградцев друг к другу. Они прошли вместе сквозь голод, нужду и огонь и знают великую цену суровости и нежности человеческого сердца. И поэтому так понятна была радость освобождения города от долгой, жестокой блокады...»

Федин К. А. О долге. – Москва : Советская Россия, 1984. – С. 145–146. – (Б-ка русской художественной публицистики).