Быков В. В. Сотников

«...На первый взгляд это казалось странным, но, примирившись с собственной смертью, Сотников на несколько коротких часов приобрел какую-то особую, почти абсолютную независимость от силы своих врагов. Теперь он мог полной мерой позволить себе такое, что в другое время затруднялось обстоятельствами, заботой о сохранении собственной жизни, – теперь он чувствовал в себе новую возможность, не подвластную уже ни врагам, ни обстоятельствам и никому в мире. Он ничего не боялся, и это давало ему определенное преимущество перед другими, равно как и перед собой прежним тоже. Сотников легко и просто, как что-то элементарное и совершенно логическое в его положении, принял последнее теперь решение: взять все на себя. Завтра он скажет следователю, что ходил в разведку, имел задание, в перестрелке ранил полицая, что он – командир Красной Армии и противник фашизма, пусть расстреляют его. Остальные здесь ни при чем.
По существу, он жертвовал собой ради спасения других, но не менее, чем другим, это пожертвование было необходимо и ему самому. Сотников не мог согласиться с мыслью, что его смерть явится нелепой случайностью по воле этих пьяных прислужников. Как и каждая смерть в борьбе, она должна что-то утверждать, что-то отрицать и по возможности завершить то, что не успела осуществить жизнь. Иначе зачем тогда жизнь? Слишком нелегко дается она человеку, чтобы беззаботно относиться к ее концу...»

Быков В. В. Собрание сочинений: в 4 т. : [пер. с белорус.]. – Москва: Молодая гвардия, 1985. – Т. 2. – С. 428–429.

«…Оставались считанные минуты. Вот-вот внизу хлопнет дверь, вырвется клубок пара, и на лестнице покажется предпоследняя группа: обнаженные головы, узенькие плечи, скрещенные на груди руки…

Карбышев видел, как из-за ограждения лестничной клетки выкатили светлое колесо, которое оказалось свернутым пожарным шлангом; заметил среди охранников в голубых шинелях того, моложавого, предлагавшего свою помощь; дважды перед дальнозоркими глазами его промелькнула плотная фигура оберштурмфюрера и жирная, шутовская, с медными пуговицами – брандмайора. В то же время Карбышев вглядывался в самого себя…

Внутри был целый мир, точнее, он ощущал себя целым миром, снова тем зеленым светящимся миром, о котором он впервые узнал, умирая в Майданеке. Ему снова стало безмерно жаль, что этот мир должен исчезнуть, погаснуть. Не себя жаль. А дорогой, дороже собственной жизни мир с трепетным уголком, где находилась Лида, милая верная жена его, и дети – Ляля, Танечка, Алеша; мир, в котором сильнее страха смерти жили чувства долга, чести… […]

Сейчас должен погибнуть этот единственный мир. Его, Карбышева, мир. Он выключается из существования. Но самое лучшее, самое дорогое остается: его честь, любовь, убеждения. Он понял это, и даже несколько удивительно, как ему прежде не приходило на ум: физическое уничтожение человека не означает полного уничтожения человека не означает полного уничтожения его там, где остаются и звезды, и море, на которые он смотрел, и милые черные глаза любимой дочери…»

Пиляр Ю. Е.  Пять часов до бессмертия: о Д. М. Карбышеве. Начальник штаба : повести / Ю. Е. Пиляр. – Москва: Сов. Россия, 1974. – С. 203–205.